СТУДЕНТ И НЮРКА

рассказ

    Студент снимал комнату у одинокой старушки Ефросиньи Ивановны. Позади дома, в глубине двора, стояла избушка в два окна, со стенами, скрепленными болтами. В ней жила сестра старушки, тоже одинокая, Пелагея Ивановна. В конце зимы Пелагея Ивановна надумала перебраться к сыну в Киров и продала избушку. Прощаясь с сестрой, едва не оплошала. У порога спохватилась и ударила себя костлявым кулаком по лбу:
    — Тьфу ты, напасть какая. Чуть новость-то не увезла с собой! Весь день помнила, а тут как какое затмение нашло! Надо же!
    И, склонясь к уху сестры, зашептала:
    — Покупательница-то моя, Нюрка, сказывают, из гулящих. Отец с матерью от нее отступились. На свои кровные дом-то ей купили, чу! Уж больно мужиков любит! Привечает!
    Студент это слышал.
    Окно его комнатки выходило во двор, и избушка, теперь Нюркина, была у него вся на виду. Занимаясь за столом, придвинутым к окну, студент невольно наблюдал Нюркину жизнь. Нюрка приходила с работы в три часа дня. Доставала из застрехи ключ, отмыкала замок и вскоре появлялась во дворе, повязанная красной косынкой, в телогрейке защитного цвета с подвернутыми рукавами: росточком Нюрка была невелика, телосложением упитанная, аккуратненькая.
    Перво-наперво бежала она в сарай за дровами. Охапку набирала высокую, вровень с головой. Шла обратно второпях, дороги не видела. И поначалу случился с ней курьез: ступила мимо тропки и провалилась в снег, начерпала полнехоньки валенки. Кинула на тропу дрова, легла на спину и давай поочередно ноги задирать — снег из валенок вытряхать. Юбчонка короткая сбилась, и студент вскочил из-за стола, нервно заходил по комнате: он впервые так остро почувствовал в себе мужчину.
    Залохматится над щелястой трубой хибарки сизый дымок, и Нюрка выбегала с ведрами. Мелькала под окном студента красная косынка. Дужки ведер забористо повизгивали. Студент поднимался из-за стола и отступал в глубь комнаты. Неприметный с улицы, караулил Нюрку. Встречал и провожал ее пытливым взглядом.
    Коромыслом Нюрка не обзавелась, носила ведра в руках. Вышагивала, прогибаясь в спине, становясь стройной. Голову запрокидывала, смотрела прямо перед собой, а глазами, серыми, улыбчиво-озороватыми, поигрывала. Ямочки на сдобных румяных щеках жили, подрагивали. Словно чувствовала, догадывалась, что за ней наблюдают. Да оно так, пожалуй, и было: до этого видела она студента в окне.
    Смеркалось, и Нюрка, вырядившись в голубое пальто, отправлялась в детсад за дочкой. Возвращения их студент не видел, только слышал из темноты голосок девочки, когда она с матерью проходила мимо окна.
    Нюрка напоминала студенту птичку — такая же маленькая, непоседливо- хлопотливая и вольная. Притягательно, зазывно-вольная. Часто по вечерам, а случалось и за полночь, стукала калитка, нетрезво бормоча, кто-то шастал по двору к Нюркиной избушке, барабанил в дощатую дверцу сеней.
    Студент просыпался, вскакивал с кровати, распахивал форточку и слушал, весь напрягшись.
    — Ну, чего, чего возишь? Иди, откуда пришел. Не знаю, чего удумал, — раздавался за окном недовольный сонный голос Нюрки.
    — Открой, Нюся! Ну, на минутку! — молил мужской голос.
    — Сказано, не открою. И проваливай! Жене накапаю! — пугала Нюрка, и непрошеный гость, грязно ругаясь, громыхал калиткой, сотрясая дом. Хозяйка просыпалась.
    — Покою от этой шлюхи не стало. Будто управы нет на нее. Завтра в милицию позаявляю. Пусть меры принимают.
    И, поскрипев сеткой кровати, начинала похрапывать.
    А студент долго не мог уснуть. Лежал успокоенный, довольный и хорошо думал о Нюрке: не виновата, что, мужики к ней пристают. А наболтать про человека всего можно. И зря. На другой день студенту было еще отраднее наблюдать за хлопочущей по хозяйству Нюркой.
    «Хозяина бы ей постоянного и домовитого заиметь. Чего одна живет бабенка»,— жалел он соседку и нередко сам себе виделся на месте этого хозяина, то чинящим в Нюркином сарае дверь, то несущим ведра с водой, то играющим с Нюркиной дочкой.
    Жить по соседству с молодой женщиной студенту было радостно, занятно и неспокойно.
    В марте повеяло теплом. Забродили тяжелые влажные ветры. Закапало, распустило без солнышка. В субботу возвращался студент с занятий в училище и издалека увидел Нюрку возле хозяйского дома. Кутаясь в серый платок, она стояла в распахнутой калитке и, высовывая по-птичьи голову на улицу, поглядывала то в одну, то в другую сторону. Кого-то высматривала, ждала.
    Студент подошел к дому и подивился, как легко была одета Нюрка. В безрукавной кофточке, юбчонке мини, без чулок. Голые ноги сунуты в чесанки с галошами. Круглые коленки успели порозоветь на холоде.
    «Давно стоит тут», — подумал студент и посмотрел Нюрке в лицо.
    Румяная, свежая, с бойко вздернутым носом, она щедро улыбалась. Но не ему. Сияющие счастьем глаза смотрели мимо студента, на кого-то за его спиной. Кивнув на приветствие студента, Нюрка пропустила его в калитку и снова сунулась на улицу, тревожно крикнула:
    — Василь Иваныч! Куда же вы?
    Студент оглянулся. Нюрка кинулась за высоким мужчиной в черном пальто, прошагавшим мимо калитки. Тот повернул голову и из-за поднятого воротника злыми глазами указал ей на студента. Нюрка пошла обратно. Ее глаза с досадой и нетерпением скользнули по студенту.
    Он поспешил домой. Вбежал в свою комнатенку и застыл против окна. Первой по двору прошла Нюрка. Шла она неторопливо, с некоторой ленцой переставляя ноги, и покачивала бедрами. Глаза ее были стыдливо приспущены, но и сквозь трепетные ресницы просвечивал, сквозил яркий блеск. На пороге своей избушки она на мгновенье приостановилась, приподнявшись на носки, качнулась и, сверкнув глазами в сторону калитки, скрылась в сенях. А через минуту по двору, ужав голову в поднятый воротник, стремительно промаршировал высокий мужчина в черном пальто. На пороге Нюркиной хибарки он тоже на какое-то мгновение задержался, приподнял голову в серой кепке и в щель между козырьком и стойкой воротника опасливо поглядел по сторонам. И только потом, сильно пригнувшись, нырнул в сени. Прошло еще несколько мгновений, и в окнах Нюркиной избушки плотно забелели занавески.
    Студент в пальто ничком упал на кровать и зарылся лицом в подушку.
    
    Подошел май.
    Кусты сирени перед окном, яблони, натыканные по огороду, распушились, зазеленели и скрыли от глаз студента Нюркину хибару. В жаркие дни студент выходил с книгами во двор. Учил и попутно загорал на лужайке в дальнем углу. Так было и в эту субботу. Он лежал на байковом одеяле и читал учебник педагогики. Рядом раздалось хихиканье. Студент вскинул голову: в глаза полыхнуло неистово белое, округло-тугое тело, матово блестевшее на солнце, — в трех шагах стояла Нюрка. В фиолетовом купальнике, с лопатой — вышла огород копать. Она конфузливо отворачивалась, норовила встать к студенту боком. И смешок был нервный, от смущения: на студента она наткнулась случайно.
    — А чего? Как на пляже, правда? — нашлась Нюрка и, осмелев, повела на студента игривыми глазами.
    — Конечно! Подумаешь! Загораем! — подхватил он и, ослепленный, уткнулся в книгу. Лицу его сделалось нестерпимо жарко, он перестал разбирать, что написано. Вся страница слилась, пошла фиолетовыми разводами. Буквы плавали в них, тонули.
    Прошла минута-две, прежде чем студент совладал с собой, и его неудержимо потянуло еще раз взглянуть на женщину, но было стыдно и страшно. Он понимал: надо заговорить, но не знал, о чем, в голове было пусто, мысли вихлялись.
    Нюрка первая спросила:
    — Небось мудрено учить-то?
    — Да нет. Не очень, — отозвался он и повел стыдливо моргающими глазами по Нюрке. Она была ладно сложена: с полными ногами, широкими бедрами, тонкой талией, с высокой, упругой грудью. Из-за небольшого росточка походила на девушку. Студент и не довел глаз до Нюркиного лица, боясь встречи с ее взглядом, способным в момент уловить, что сейчас с ним творится. Понаблюдал, как она неумело тычет лопатой в землю, успевшую заскорузеть на солнце, и грубоватым, севшим голосом сказал:
    — Тебе этих гряд на год хватит.
    — И не говори-ка. Такой огородище дуре на голову свалился. Не знаю, как и управлюсь. Поди што, половина некопаным останется, — охотно согласилась Нюрка.
    — А ты своих хахалей попроси. Быстро вспашут,— подначил студент.
    — Каких хахалей? — Нюрка сделала большие глаза. Заморгала часто-часто.
    — Тех самых, — стыдливо улыбнулся студент.
    — Ах, да! — Нюрка прикрыла глаза, кое-что вспомнила и покраснела. Но тут же прогнала смущение, тряхнула головой и беззаботно засмеялась. — Хитрые пошли больно хахали-то нынче. Сперва всего наобещают — и крышу починить в сенях и сарайку, — Нюрка глянула на свое захудалое хозяйство, — только, говорят, погуляй со мной. А потом хвост на погост — и вспоминай как звали. Мы в этом деле тоже ученые.
    — Тогда лучше замуж выйти. Одного, да постоянного завести.
    — Да кому я нужна в своем положении? Мужики нынче не дураки. Кто на двоих ко мне пойдет. У меня еще парень в интернате учится. Старше Людки. — Нюрка говорила так откровенно, что студенту стало стыдно за свой грубый, неуважительный тон.
    — Сколько же вам лет? — спросил он.
    — Тридцать! С хвостиком. Небольшим. Аль не похоже? — Нюрка отставила в сторону лопату, подбоченилась, втянула живот. Глянула на студента с кокетливым вызовом.
    — Нет. Я бы столько не дал. От силы двадцать пять. И все равно непонятно. Уж больно скоро детей таких больших заиметь успела, — студент разговаривал теперь с Нюркой спокойно и рассудительно.
    — Семнадкой замуж выскочила. И нажилась досыта. Так что больше не поманивает, — открылась Нюрка и нагнулась копать.
    Студент притерпелся к женской наготе, и его стали раздражать Нюркины нелады с лопатой и землей.
    — Где только и выросла такая, — дивился он и гасил в себе порыв самому разделаться с ее огородом, руки так и зудели.
    Вскоре подошло время идти студенту в училище. Он нехотя поднялся, стряхнув одеяло и перекинув через плечо, побрел к дому. Перед кустами сирени оглянулся:
    Нюрка, склонившись к лопате, смотрела на него из-под свисавших волос пытливо-озороватыми глазами, силясь что-то уяснить себе.
    «Возомнила, буду по ней сохнуть», — заключил студент и шагнул за кусты сирени.
    Вечером студент возвращался с баскетбольной тренировки и столкнулся с Нюркой в калитке. Она вела за руку дочку, нарядно одетую, с завернутой в одеяльце куклой.
    — Вот к бабке с дедкой повела свое горюшко. Стонет — «соскушнилась», — сказала Нюрка будничным голосом, а потом оглянулась и озорно подмигнула студенту: — Ну и мне погулять не грех в воскресенье.
    Вернулась она в сумерках. Громко стукнула калиткой. Проходя под распахнутым окном студента, замурлыкала:

Я тоскую по соседству-у... И на расстоянии...

    Всю ночь просидел студент у окна, чутко прислушиваясь к шагам за калиткой. Ему пало, что к Нюрке кто-то должен прийти. А когда уверовал, что никто уже не придет, опалила другая догадка: а что, если Нюрка сегодня ждала его? Студент припомнил все ее поведение в минувший день, и крупная дрожь прошла волной по телу. Через окно он выбрался во двор. Ночь поблекла, а заря только подступала. Серо, размыто было вокруг, Начинали попискивать птицы. Пригнувшись, подкрался студент к Нюркиной избушке. Схоронился за ближним к ней кустом. Пригляделся. Смутно белели занавески в притворенных окнах. Угол одной был загнут, и студенту почудилось, что за ним оттуда наблюдают, ждут его. Он вздрогнул, попятился за куст, но тут же устыдился и в открытую двинулся к Нюркиному дому. Дверь в сени была незаперта. Скрипнув ею, студент шагнул в полумрак, наполненный теплым стоялым воздухом. Ощупкой нашарил железную скобу. Сдавил потной рукой. Приложил ухо к косяку — и ничего, кроме тугого стука своего сердца, не услышал. Осторожно, прижимая коленом, потянул дверь на себя. Она не подалась, плотно заложенная изнутри, даже не торкнулась. Смелость враз покинула студента. Он повернулся, вылетел из сеней и понесся домой.
    Утром его разбудила хозяйка, отправившаяся на базар торговать помидорной рассадой. Студент в одних трусах вышел на крыльцо, залитое щедрым солнцем, ощутил босыми ногами тепло нагретых половиц и, смеясь над ночными похождениями, принялся яростно размахивать руками, потом приседать. Со стороны улицы послышались долгие машинные гудки. Стукнула дверь избушки, и Нюрка, радостная, принаряженная, в легкой соломенной шляпке, с пляжной сумкой на широком ремне, пробежала мимо крыльца. Улыбаясь, помахала студенту:
    — Доброе утро, книжник!
    Студент кивнул в ответ и опрометью кинулся в дом, на хозяйскую переднюю половину. Продрался сквозь фикусы к окну. Перед домом стоял вишневый «Москвич». К нему подбегала Нюрка, придерживая рукой парусивший подол цветастого сарафана. Навстречу ей распахнулась дверца, и Нюрка с ходу юркнула в машину. «Москвич» тут же покатил от дома. Мужская волосатая рука протянулась над Нюркиными коленями и захлопнула дверцу. Студент, потирая виски и глупо улыбаясь, побрел на улицу. Солнце светило по-прежнему ярко и весело. Птицы заливались вовсю.
    — Ничего не случилось, дурак! Нужен ты ей, как собаке хвост. Зря это все! Зря! — бормотал студент, двигаясь к Нюркиной избушке.
    Замок с вставленным ключом покачивался в пробое. Дверь в сени была распахнута настежь. Студент пригнулся и подсунул голову под притолоку. Дверь в избушку тоже была раскрыта. В глубине у правой стены белела разбросанная постель. Студент втянул носом сладковатый запах духов и брезгливо поморщился. Прикрыл плотно дверь сеней, снял замок, надел на пробой накладку, нацепил замок и дважды повернул в нем ключ. Вынул и спрятал под застреху. Пошел к своему дому.
    Посреди начатой вчера грядки сиротливо торчала воткнутая лопата. Перевернутая земля просохла и поседела на срезах. А все остальные гряды дружно взялись мелкой зеленой травкой, словно ряской подернулись. Вспомнил студент разговор с соседкой про хахалей и остановился в раздумье. А потом шагнул к лопате и глубоко втиснул в тугую землю. Ворочал ее четыре часа кряду, пока не кончил весь огород. Проделал глубокие борозды в междурядьях. Набросанную на гряды землю разрыхлил и разровнял шатающимися грабельками, которые отыскал в сарайке. Распрямил спину и любовным взглядом окинул участок. Он потемнел, залоснился на солнце, густо запах растревоженной землей. Студент понес в сарайку грабли с лопатой и задержался там: приладил дверь на петлю. Увидел трубку толя в углу, припасенную еще прежней хозяйкой, и полез чинить крышу на Нюркиных сенях.
    
    Нюрку привезли на машине в сумерках. Нетвердо ставя ноги, она молчком прокралась к своей избушке. Долго возила там замком. Утром у нее болела голова, поташнивало, и первым ее желанием было освежиться холодной водой. Гремя ведрами, она вышла из сеней и ахнула, не узнав своего огорода. Протерла глаза, не померещилось ли ей все это с тяжелой, дурной головы. А может, она что-нибудь спутала, перезабыла, связавшись с гулянкой. Нет, все было так, как она увидела в первый раз: перекопанный, разделанный на ровные, аккуратные гряды ее огород мягко вспушился, стал выше. Золисто белел подсохшей землей.
    Нюрка часто-часто заморгала, повела глазами по огороду, отыскивая лопату-самокопалку, что перевернула за день всю землю. Нашла прислоненной к сараю. И там заметила перемену: дверь навешена и прикрыта. Что-то зашевелилось, засверлило у Нюрки в мутной голове. Она повернулась к дому — крыша сеней хромово лоснилась новым толем, прижатым белыми свежими рейками. Нюрка поставила ведра и помчалась к студенту.
    — А он от меня съехал. Вечером еще, — сказала хозяйка. — В общежитию перебрался. Там, грит, с ребятами веселее. Да и уроки учить сподручнее. Есть у кого спросить.
    Загрустив, Нюрка вошла в комнату студента. Скользнула рассеянным взглядом по узкой незастланной койке, по опустелой этажерке. На верхней полке лежала забытая студентом книга. Нюрка схватила ее и прижала к груди.
    — Почитаю — принесу, — сказала она, словив на себе пристальный взгляд хозяйки.
    — Оставь уж парнишку-то в покое. Не ищи. Молод он для тебя, — попросила хозяйка, хмурясь.
    — Что вы, тетя Настя! Такое подумали! — закачала головой Нюрка и, краснея, вышла.
    Не отнимая от груди книгу, она слепо побрела к своему дому, свернула на огород, села на край борозды перед грядкой и, припав щекой к книге, заплакала, как плачут маленькие дети: громко, никого не стесняясь.