ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ

рассказ

1

    Сначала была больница. Попал туда Виктор Иванович с инфарктом. Когда выписывался, врачи посоветовали съездить в санаторий для укрепления здоровья. И он поехал.
    Жил Виктор Иванович в районном городке. До областного центра добрался поездом. Дальше предстояло катить по шоссе. Удобно устроившись в мягком кресле санаторского автобуса, Виктор Иванович обратил внимание на женщину, вошедшую в автобус перед самым отправлением: чересчур большой чемодан был у нее в руке.
    — Видно, кучу платьев набрала туда с собой, мужиков охмурять собирается, — подумал и посмотрел на женщину с насмешливым любопытством.
    Высокая, худощаво-стройная, молодящаяся, но далеко не молодая, она повела глазами по сидевшим пассажирам и споткнулась на Викторе Ивановиче. Зрачки расширились, радостно блеснули. Женщина едва не кивнула Виктору Ивановичу как хорошо знакомому.
    — Спутала, видать, с кем-то, обозналась, — почувствовал он себя неловко и нахмурился.
    Женщина смешалась, засуетилась в поисках свободного места. Оно отыскалось впереди Виктора Ивановича наискосок, у окна. Женщина пристроила чемодан возле кабины водителя, прошла и села. Повернулась к соседке, о чем-то спросила и, слушая, обернулась, коснулась быстрым взглядом лица Виктора Ивановича. Аккуратно, в меру подкрашенные губы женщины дрогнули и расползлись в стыдливо-отрадной улыбке. Она поспешно отвернулась.
    — Выходит, не обозналась. Знает меня. Где-то встречались,— заключил Виктор Иванович. Он преподавал агрономию в сельскохозяйственном техникуме своего родного городка и предположил:
    — Скорее всего это моя бывшая студентка. Из первых выпусков. когда я только начинал преподавать. Она помнит меня молодым, не лишенным обаяния, поэтому и ведет себя так по-девчоночьи, игриво... — Виктор Иванович самодовольно усмехнулся. Напряг память: — Кто же это мог быть?
    Он хорошо помнил многих своих бывших студенток, особенно из тех, первых выпусков, а эту никак не мог представить молоденькой. А должен был. Судя по ее теперешней внешности, в девушках она была весьма привлекательна, а он обращал внимание на таких. Иногда и поблажки делал, оценки завышал симпатичным и красивым студенткам.
    — Надо же! Заклинило! Начисто! — посетовал на свою непонятную забывчивость. — Это на меня совсем непохоже. Видать, стареть начал. А возможно, болезнь сказалась.
    Виктора Ивановича взяла досада. Настроение испортилось.
    Автобус тронулся. Виктор Иванович стал смотреть в окно. Проплывали мимо серые многоэтажки, как две капли воды . похожие одна на другую, потом замелькали частные домики, построенные и выкрашенные на свой вкус, а точнее на вкус и возможности владельца. За ними потянулись картофельники.
    Был июль. Растения цвели. Участки отличались друг от друга желтовато-белой или розово-фиолетовой окраской соцветия. На некоторых эти цвета были перемешаны, пестрели в глазах.
    Виктор Иванович перебросил взгляд на деревушку, возникшую впереди. Та уплыла в сторону. Автобус нырнул в лесной коридор, узкий и темный- От мельканий стволов замельтешило в глазах.
    Виктор Иванович отвернул голову от окна. В автобусе было сумеречно. Пассажиры задремывали.
    — А что поделывает моя знакомая незнакомка? — вспомнил Виктор Иванович про женщину, так странно, запоминающе посмотревшую на него. Обратил взор в ее сторону и увидел в затемненном деревьями стекле ее глаза. Они чутко смотрели на него, стерегли малейшее движение его лица.
    — Хм. Надо же — сделалось ему тревожно и радостно. Смутная надежда на что-то хорошее, необыкновенное светлое шевельнулась в сердце.
    — Перестань, дурень ненормальный! С твоим ли здоровьем об этом мечтать? — Виктор Иванович горько усмехнулся, но глаза от незнакомки не сразу отвел, продлил на несколько секунд сладость душевной растравы. А потом поудобней угнездился в кресле, расслабил тело, прикрыл глаза и задремал: на поезд встал сегодня рано, в пятом часу утра. Спал до самого санатория. Вышел из автобуса одним из последних, чтобы не столкнуться лицом к лицу с женщиной, так зорко наблюдавшей за ним в дороге.
    Отыскал ее глазами в толпе пассажиров, успевших отойти от автобуса. Она ступала неторопливо, чуть поотстав от других, словно поджидала кого-то. Голову, стриженную коротко, под мальчика, несла на длинной гибкой шее чуть повернутой вбок и как-то настороженно, выжидательно. Старалась, если не глазом увидеть, то хотя бы ухом словить, что там делается позади, за ее спиной. Чемоданом помахивала с показной небрежностью, будто тащить его совсем необременительно, но было ясно для беглого взгляда: оттягивает руку ей эта непомерная ноша, и не прочь она, если кто-нибудь поможет, поухаживает за ней, проявит чуткость и внимание.
    — Уж не на меня ли рассчитывает? — Виктору Ивановичу сделалось неловко. — Может, в самом деле помочь? Глядишь, и познакомимся, — он ускорил шаги, почти не ощутил веса своего полупустого чемоданишка. Возьму и предложу ей поменяться ношами. На время, до дверей санатория. Получится остроумно и непринужденно. И увидел: со скамьи сорвался мужичок крохотного росточка, в шортах, с кривыми волосатыми ногами. Подскочил к женщине, ухватился за ручку чемодана: — Разрешите поухаживать, мадам?
    Она удивленно взглянула на бойкого коротышку и засмеялась, задорно дернула головой, уступила чемодан.
    Мужичок ловко вскинул его на плечо и, придерживая рукой, зашагал рядом с женщиной, говоря ей, вероятно, что-то веселое, приятное: глядя на него, она улыбалась. И вдруг перестала. Оглянулась. Заметила, Виктор Иванович за ней наблюдает, и смутилась, быстро пошла вперед, чтобы затеряться в толпе прибывших.

2

    Оформляясь в санаторий, Виктор Иванович вошел в комнату, где предстояло жить, и застал там второго жильца. Им оказался тот самый коротышка, который помог женщине поднести чемодан. Он оглядел Виктора Ивановича маленькими настороженными глазами:
    — А-а! Явился, не запылился, дорогой товарищ! Жаль! Я подумал, буду один в двухместном проживать. Баб к себе водить на ночь, — коротышка засмеялся и шагнул навстречу, подал руку.— Яков. Можно Яша.
    Виктор Иванович тоже назвался, пожал ладонь соседа, крепкую, жилистую, заглянул в лицо. Загорелое, задиристо-курносое, с большими ноздрями, оно напоминало лица человечков из дикого лесного племени, показанных недавно по телевизору в передаче «Клуб кинопутешественников».
    Виктор Иванович невольно улыбнулся. Поспешно отвел глаза в сторону.
    Яша успел обидеться. Лицо его из задиристого сделалось угрожающим:
    — Лыбиться ты можешь сколько угодно. Не запрещаю. Но учти: будешь храпеть по ночам — вырублю! Так и знай. Я тебя предупредил. Сразу говори: храпишь - нет?
    — Да нет. Этого греха за мной, кажется, не водится, — добродушно усмехнулся Виктор Иванович.
    — Так не водится или только кажется? Поконкретней нельзя? — не отступился Яша.
    — Успокойтесь. Не водится, — нахмурился Виктор Иванович.
    — А ты почем знаешь? Жена, может, так говорит? Так они, жены, всегда мужей выгораживают. Их сторону держат,—глазки Якова недоверчиво блеснули.
    — Причем тут жена? В самое последнее время проверено. На опыте больничной койки. С двумя соседями вот в такой же палате пришлось полежать. И ни тот, ни другой не жаловались, что по ночам храплю. Даже, наоборот, хвалили, что не мешаю спать, — нашелся, как убедить соседа, Виктор Иванович.
    — Не с инфарктом ли валялся? — в голосе Якова проступило сочувствие.
    — Так точно. С ним, — вздохнул Виктор Иванович и шагнул к тумбочке, стоявшей у изголовья свободной кровати. Принялся выкладывать из чемодана туалетные принадлежности.
    — Выходит, поправлять пошатнувшееся здоровье сюда приехал, — рассудил Яков, и его голос налился превосходством. — Ну, а я как огурчик. Со здоровьем у меня все в порядке. Не поправлять его сюда залетел, а развлекаться. Короче, бабок клеить. Одну уже начал. Из тех кто только что пожаловал. Вроде ничего кадр. И не против со мной. Одно плохо — старовата малость для меня. Но и такая сойдет на первых порах. Живу и действую по заповеди: всякую шваль на себя пяль. Бог увидит и хорошую подаст...
    Виктор Иванович поморщился.
    — Неужели действительно клюнула на ухаживания этого подонка? — подумал о женщине с большим чемоданом. Не хотелось верить в это. — Да и пусть. Тебе-то какое дело до нее? — удивился, что так близко принял к сердцу слова соседа по комнате. — За этим, видно, и приехала сюда. Зря что ли чемодан платьями набивала. Виктор Иванович решил больше не думать о женщине, так странно, заинтересованно смотревшей на него в автобусе.
    Три дня прошло в привыкании к спокойному размеренному режиму санатория. Виктор Иванович неукоснительно ходил на все процедуры, назначенные ему врачом, аккуратно глотал таблетки после еды. Чтобы не позабыть, делал это прямо в столовой. Будучи по природе своей человеком стеснительным, столовую посещал в последнюю очередь, садился один. Это чтобы никто не лез с расспросами, какие лекарства принимает и от чего.
    После «мертвого часа» шагал в парк. Облюбовал там в отдаленной глухой аллее одинокую скамью и, сидя на ней, в тишине и покое, читал привезенную с собой книгу любимого автора — Бунина.
    Когда прочитанное сильно волновало, рождало потребность глубоко осмыслить свою и окружающую жизнь, Виктор Иванович откладывал в сторону книгу, снимал очки и подолгу сидел не шелохнувшись.
    Перелетали птички в кронах деревьев над головой. Строчил вдали дятел. Воздух пах клейкой зеленью, нагретой солнцем. Виктор Иванович дышал глубоко и разнеженно улыбался.
    Случалось, забредала в аллею парочка, рассчитывая посидеть на уединенной скамейке. Увидев, что занята, разворачивалась и удалялась. Виктор Иванович смотрел ей вслед без всякой зависти, ни о чем не сожалея.
    Тихая, спокойная жизнь, как бы наособицу, вполне устраивала его. О лучшем времяпрепровождении он и мечтать не смел.

3

    Подошла суббота. Укладываясь отдохнуть в послеобеденный тихий час, Яков проговорил:
    — Сегодня вечерком танцы под оркестр здесь будут. Пойдешь-нет?
    — Ну, что ты! Какие танцы? Я свое оттанцевал. И давненько, между прочим, — с горечью усмехнулся Виктор Иванович, в молодости любивший танцевать.
    — Ну и зря. И в твои годы можно тряхнуть стариной. Еще не вечер. Похлеще танцев можешь запросто отколоть здесь номер. Так сказать, под занавес хлебнуть полноты жизни. Между прочим, тут одна особа шибко интересуется тобой. Проходу мне не дает. Прямо извелась вся. Трещит как сорока: — Как там Виктор Иванович? Чем занимается? Почему не видать его нигде? Усек, кто? — сосед скрипнул сеткой, повернулся на бок, приподнялся на локоть, глянул на Виктора Ивановича с ехидной улыбочкой.
    — Нет, конечно, — поторопился сказать Виктор Иванович, а сам сразу подумал на женщину с большим чемоданом. Почувствовал, краснеет.
    — Не притворяйся, пожалуйста. Она не то училась у тебя, не то просто жила когда-то в вашем городке. Высоконькая такая. Галькой звать, — Яков продолжал пристально смотреть на Виктора Ивановича.
    — А по отчеству? — спросил тот, притворяясь, что хочет припомнить, о ком ему говорят.
    — Какое отчество тебе? Чего еще захотел! Все они тут Гальки, Аньки, Маньки. Будешь по отчеству величать — так ли еще разобидятся! Ты что? Не волокешь что ли, зачем они сюда приезжают? Не все, конечно. Но большинство за этим самым. Понимать должен, а не лыбиться! — сосед повернулся к Виктору Ивановичу спиной.
    Вечером сидел Виктор Иванович в дальней аллее парка и читал. Со стороны танцплощадки донеслись звуки музыки. Виктор Иванович послушал, как играет оркестр, и продолжил чтение: хотелось закончить рассказ до наступления темноты.
    По асфальтовой дорожке застучали торопливые шаги. Виктор Иванович вскинул голову. Яков спешил к нему.
    — Ага! Вот ты где прячешься от честного народа! Не скоро и найдешь тебя! Полсанатория обегал, пока не подсказали, где можешь быть. Видать, не одна Галька на тебя глаз положила. Есть и другие. Знают, куда исчезаешь, самый симпатичный мужчина. Ну, чего лыбишься опять? Так про тебя мне сейчас одна сказала. Вы, говорит, не самого ли симпатичного мужчину ищете? Так он с кпижечкой в парк пошел. Сечешь? — запыхавшийся сосед по комнате смотрел на Виктора Ивановича как-то настороженно, испытующе.
    — Что дальше скажете? — Виктор Иванович заволновался: подумалось, не случилось ли что-нибудь дома, вдруг позвонили и просили срочно сообщить о какой-нибудь неприятности с близкими.
    — А вот что! Хватит просвещаться! — Яков вырвал из рук Виктора Ивановича книгу. — И так слишком умный! Запудрил мозги бабе тридцать лет назад, она и по сей день не может очухаться от твоих чар. За тобой послала. Вынь да положь ей Виктора Ивановича. Без тебя ни с кем другим и знаться не желает. Танцевать даже не идет. Пошли-ка, пошли! Нечего из себя отшельника корчить.
    Яков взял Виктора Ивановича за локоть, потянул со скамейки.
    — Куда? — опешил он.
    — Как куда? На танцы, вестимо. Я дал слово Гальке, приведу тебя. Обещала за это весь вечер со мной танцевать. Ну, пошли, пошли. Выручай, друг. От тебя не убудет, а мне кое-что посветит, — Яков с удвоенной силой потянул локоть Виктора Ивановича.
    — Да перестань! Никуда я не пойду! Ни на какие танцы! — вспылил Виктор Иванович и выдернул локоть из ухватистых пальцев Якова. Почувствовал боль в сердце.
    — А я силой уведу. Думаешь, слабо?—задышливо прохрипел Яков и бухнулся на скамейку рядом с Виктором Ивановичем, завладел его рукой, весь напружился, стал вывертывать руку: — А ну вставай! Мы не таких ломали.
    Бешенство охватило Виктора Ивановича. Он вскочил, замахнулся свободной рукой на вцепившегося в него противника:
    — Пусти! Ударю ведь!
    Яков увидел его глаза и выпустил руку.
    — Ладно. Черт с тобой. Давай по-хорошему договоримся. Ты мне сегодня услугу сделаешь, выручишь как мужик мужика, чтобы мне не опозориться перед бабой, слово сдержать, ей данное, а потом я тебя, когда потребуется. Ведь нам с тобой ой, сколько денечков в одной комнате жить! Все может случиться и с тобой, и со мной, — заластился голос Якова. Он подобрал брошенную им книгу, отер рукавом, сдул приставшие песчинки и подал Виктору Ивановичу, заглянул в глаза. — Ну, Христом-Богом прошу тебя, дойдем со мной до танцплощадки. Ну, что тебе стоит прогуляться малость. Только покажешься там, чтобы Галька тебя увидела, и можешь возвращаться сюда. А я останусь. Ну, сходим, а? Виктору Ивановичу подумалось:
    — Не пойду — действительно, трудно будет жить дальше в одной комнате с ним. Совсем дикий человек. Еще пуще озвереет. Неизвестно, что выкинет потом. Нет, надо идти. Заодно с этой Галиной объяснюсь.
    Внутренне стыдясь своей мягкотелости и трусливости, он уступил просьбе Якова.
    В центре огражденного металлической сеткой деревянного помоста несколько неуклюжих пар, обхватив друг друга за бедра, раскачивалось в такт музыке. Вокруг жались к ограде одинокие немолодые зрительницы, готовые присоединиться к танцующим, было бы на пару с кем-
    — Уйти! Немедленно! — ударило в сердце Виктору Ивановичу, оно опять забарахлило. Он хотел развернуться, но увидел ту, ради которой пришел, вернее, привели его.
    Она отделилась от ограды и, выступая твердо и легко, быстрыми проворными шагами заспешила к Виктору Ивановичу — высокая, гибкая, в ловко и модно сидевшем на ней платье. Глаза у нее ярко блестели, смуглые щеки пунцовели. Она смотрела на Виктора Ивановича удивительно радостно, счастливо.
    — Здравствуйте, Виктор Иванович! Спасибо, что пришли. Откликнулись на мой зов, — проговорила звонким вздрагивающим от волнения голосом.
    — Здравствуйте, Галина... Извините, не знаю вашего отчества, — Виктор Иванович невольно потупился под чересчур ярким блеском ее глаз.
    — Ну пусть, Михална. Только это неважно совсем. Важно, что мы с вами встретились. Через столько лет! — продолжала она все тем же высоким радостно-взволнованным голосом.
    — А через сколько? — шутливо спросил Виктор Иванович, прикидывая в уме, кто же это такая.
    — О-о-о! Через несколько десятилетий! — засмеялась Галина, обдав его радостным блеском глаз и шагнула к выходу с танцплощадки. — Ну, пойдемте отсюда. Поговорим где-нибудь в другом месте. Вам теперь в вашем положении не до танцев, я знаю. А прежде вы любили танцевать, правда?
    — Правда, — улыбнулся Виктор Иванович и развернулся, чтобы идти вслед за женщиной.
    — Э-э-э, куда? С кем я танцевать буду? — Яков, стоявший рядом, ухватил Галину за локоть.
    — Как с кем? С Анечкой. Моей подружкой здешней, засмеялась Галина и лукаво оглянулась. — Вон она вас ждет.
    Сама проворно сбежала по ступенькам с танцплощадки и тут же повернулась, подала руку Виктору Ивановичу. — Осторожно. Не упадите!
    Голос прозвучал так заботливо, протянутая рука так трепетно, желанно и ласково коснулась его руки, что остатки раздражения и недовольства нескромным поведением женщины, заставившей против воли, почти насильно, ради ее прихоти, каприза покинуть уединенную скамью и тащиться под конвоем сюда на танцплощадку, окончательно улетучилось из сердца Виктора Ивановича.
    — Спасибо, — проговорил он растроганно, севшим голосом, и, прихватив холодные вздрагивающие пальцы женщины, не отпустил и после того, как сошел на дорожку. Взявшись за руки и шаловливо, как дети, размахивая ими, споро, в ногу зашагали они от танцплощадки в тишину и покой безлюдной аллеи, где начинали сгущаться сумерки.
    — Вы меня не помните, Виктор Иваныч? — Игриво спросила Галина, повернув к нему лицо, на котором сияла счастливая улыбка.
    — Если и помню, то очень смутно, — сконфузился Виктор Иванович, поражаясь ее девчоночьей шутливости и легкости, с какой она разговаривала с ним, зарождая в его груди хорошее, бодрое, светлое настроение.
    — А я вас сразу узнала, как только в автобус вошла, хотя и прошло с той поры лет тридцать, наверное. Не меньше, — она протяжно вздохнула и продолжила. — Вы тогда первый год после института у нас в техникуме преподавали. Совсем молоденький были. Ну, а я уже заканчивала. На последнем курсе училась. Правда, вы у нас ничего не вели. Не успели. Нас старые преподаватели доучивали. А вот на выпускном вечере вы танцевали со мной. Два раза меня приглашали. Очень сожалели, что не училась я у вас. Даже проводить меня после вечера собирались. И я была непротив. Да побоялась за вас: со мной парень был на выпускном из школы механизации. Мог поколотить вас...
    — Неужели я таким слабым выглядел? — удивился Виктор Иванович.
    — Да нет. Я бы не сказала. Просто у моего парня дружки были, а у вас никого в городе. Да и драться не умели, наверное. На словах свою правду стали бы доказывать. По-интеллигентному. Угадала? — Галина ласково заглянула ему в лицо.
    — Это почему же?
    — Да потому, что вы такой чистенький, аккуратненький, застенчивый были. Все студентки в вас влюблялись!
    —Так уж и все? — недоверчиво потряс Виктор Иванович головой.
    — Все, все! Не спорьте, пожалуйста. По себе помню. Так переживала, что не пришлось у вас поучиться. До потери ума завидовала тем, кто у вас на лекциях сидел и мог каждый день вас видеть и слышать.
    — Как это до потери ума? — усмехнулся он.
    — Перестаньте, пожалуйста надо мной подтрунивать! — обиделась Галина. — А то сейчас больно вам сделаю. Вот так!
    Она вонзила острые ноготки в мякоть ладони Виктора Ивановича. Он ощутил не боль, а скрытую шаловливую ласку, щекочущую, очень приятную. Сладостные мурашки пробежали по руке. Сердце обмерло в радостном оцепенении. Не раздумывая, он отозвался на эту ласку жарким пожатием ладони Галины, уютно уместившейся у него в горсти.
    — Я как увидела вас в автобусе, так во мне все и затрепетало. Ничего с годами не ушло из меня. Ну, это. Я имею в виду девичью влюбленность. — Женщина засмеялась, заглянула ему в лицо. Спросила, как бы возвращаясь в то далекое прошлое или желая этого возвращения:
    — Куда мы идем?
    — А что? Вам не хочется уходить от веселья? — обидчиво дрогнуло сердце у Виктора Ивановича.
    — Что вы? Какое там веселье? Во всяком случае для меня. Я только и мечтала с вами встретиться. Молодость нашу вспомнить. Идемте скорее дальше от такого веселья. От этих Яш-пошляков. Как вы с ним в одной комнате уживаетесь? Терпите рядом такого мерзкого человечка? — Галина зашагала порывисто, не переставала говорить:
    — Прямо и не верится, что иду с вами. Хотите, смейтесь надо мной, по я очень часто вспоминала вас после отъезда из Березовска. Знаете, куда меня послали работать агрономом? В Павино, самый глухой район области. Хорошо еще не в колхоз, в управлении сельского хозяйства оставили. Там до сих пор и работаю. Двое деток у меня. Теперь уже взрослые. Отдельно живут. Муж два года назад умер. Между прочим, на вас был похож. Такой же смуглолицый, высокий, густобровый. И звали тоже Виктором. Правда, работал шофером. А так вроде все совпадало.
    Галина задумчиво улыбнулась.
    — Вот это заносит ее! Всю жизнь, выходит, обо мне помнила, мечтала. Неужели еще такое бывает? — Виктор Иванович недоверчиво покосился на спутницу: может, разыгрывает, притворяется? В роль вошла?
    — Не знамо что, наверное сейчас обо мне подумали? Не крыша ли у бабенки на сторону поехала. Несет ересь какую-то. Так ведь? — Галина смущенно улыбнулась, слегка покраснела. И тут же лихо вздернула голову.— Но ведь когда-то надо выплеснуть из себя все, чем жила, мучилась все эти годы! Что в душе глубоко-глубоко лежало, таилось. Вы уж извините меня, пожалуйста, за такой резкий и глупый наскок, дорогой, милый Виктор Иванович... Она мягко, по-кошачьи припала, приласкалась к нему. Хмельной туманец ударил ему в голову, сердце забухало часто и гулко, отдаваясь толчками в висках.
    — Мне нельзя волноваться. Врачи предупреждали. Зачем это я? — испугался Виктор Иванович. Рука скользнула в карман за лекарством и замерла.
    — Не плохо ли вам? — Галина тревожно заглянула ему в лицо. — Вроде как побледнели? Неужели моя глупая бабья болтовня так подействовала?
    — Наоборот — очень хорошо стало! — слукавил Виктор Иванович. — Не часто и не с каждым бывает такое. Вдруг узнаешь: оказывается, в тебя была когда-то влюблена такая чудесная девушка... Студентка...
    — Почему когда-то? Студентка?—в голосе Галины прорвалась обида.—Влюбляются, Виктор Иваныч на всю жизнь. Если по-настоящему... Как у меня.
    Она запечалилась. Сказала тихо, с укором:
    — Я и сейчас к вам так же отношусь. Тоже самое испытываю, что и тогда, тридцать лет назад. Можете даже смеяться. Но это так...
    — Хм, — Виктор Иванович почувствовал, как волна оторопи окатила его с ног до головы. Он потерялся.
    — Не верите?—вскинулся голос Галины.
    — Нет, почему? Не такой уж я сухарь, — проговорил он и крепко стиснул ладошку спутницы.—Огромное спасибо, если это так... Прошу вас...
    Указал на скамейку, оказавшуюся рядом как раз кстати: идти дальше у Виктора Ивановича навряд ли достало сил.
    Она села, легким, непринужденно-заученным движением руки пригладив сзади платье, и потянулась к книге, которую Виктор Иванович положил на колено:
    — Что вы читаете? О, Бунина! — С уважением взглянула ему в лицо. — А я больше детективы и фантастику, — проговорила, как бы извиняясь.
    — Я тоже, случается, читаю,—сказал Виктор Иванович, хотя сам терпеть не мог этих книг.
    — Ну, а теперь вы о себе расскажите. Как ваша жизнь протекала и протекает? Женились не на студенточке?
    — Нет не на студенточке. Такая, как вы, не встретилась. К сожалению.
    — Даже так? К сожалению? Мне льстите?—засмеялась Галина.
    — Нет. Почему? Правду говорю! Случись так—было бы куда романтичней! А то все произошло чересчур буднично и серо. Приехала молоденькая преподавательница английского языка в техникум. Послали нас с ней в колхоз с группой студентов. Там я стал за ней ухаживать. Под Новый год расписались. Ничего примечательного, яркого, запоминающегося. Потом дети пошли. О них стали заботиться, — Виктор Иванович окрасил свою протекающую жизнь в те тона, которые явно пришлись по душе женщине, сидевшей рядом с ним на скамейке.
    — А увлечения побочные? Ну, любовницы у вас были? — Галина хихикнула и затаилась.
    — Нет. Не занимался этим делом, — сконфуженно улыбнулся Виктор Иванович.
    — А почему? Вы такой видный, интересный мужчина? Красавец, можно сказать.
    — Да просто никогда не думал об этом... Никакого значения не придавал, — заерзал на скамейке Виктор Иванович. — Да и невозможно было это в нашем Березовске... Городок маленький, сами знаете. В момент все открылось бы. Сплошные неприятности начались бы...
    — Знаете? Мне ваша откровенность очень нравится, — встрепенулась Галина и пристально посмотрела в глаза Виктору Ивановичу. — Нет. Даже больше. Она меня просто обнадеживает. Вдохновляет; Можно я вот так сяду?
    Она опустила голову ему на плечо.
    — Пожалуйста, — пробормотал Виктор Иванович и осторожно обнял Галину.
    Непривычно поздно, возвышенный какой-то, вошел в палату Виктор Иванович в тот вечер. В душе у него слышалась приятная музыка, и не хотелось ее прерывать.
    Не включая света, бесшумно, стараясь не потревожить спавшего соседа, принялся разбирать постель. И вздрогнул от голоса Якова:
    — Ну, трахнул свою бывшую студентку? Чудная мелодия в душе оборвалась. Все вокруг сделалось мерзко и гадко.
    — Перестань! Как тебе не стыдно говорить такое? — попробовал урезонить соседа.
    — Ха! Это тебе должно быть стыдно! Увел у меня бабца, можно сказать, из-под носа. Я ее целых три дня обрабатывал! А ты пришел, увидел, победил. Да еще целку из себя строишь. Инфарктником прикинулся, ни на что не способным. Кому такое понравится, сам подумай! — продолжал измываться над чистым и святым Яков. — Хорошо, замена нашлась в лице ее подружки. Только это слабое утешение. Зуб-то на другую горел! Как хоть она, Галька-то? Волокет в этом деле? Ну, в смысле секса? С такой поджарой фигурой раскочегарилась — сам поди не рад был, что связался... Причем вдовушка. Мужика давно не пробовала.
    Яков все расходился, давно переступив последнюю грань приличия. Виктора Ивановича всего трясло. Он решил молчать, не ввязываться в перепалку: стали бы изъясняться на разных языках, абсолютно не понимая друг друга.
    Он быстро разделся, добавил к ежевечерним таблеткам еще одну — снотворную, запил, набулькав воды в пробку от графина, и юркнул под одеяло. Зажал уши.

4

    Проснулся поздно, с тяжелой головой, с болями в сердце. Вспомнились вчерашние Галинины ласки, и почувствовал себя глубоко виноватым, будто преступление какое совершил. А все оттого, что впервые в жизни позволил себе увлечься чужой женщиной — не женой, так горячо, безрассудно откликнуться на ее чувство, очевидно, неподдельное.
    Чистя зубы, умываясь качал головой и сокрушенно шептал:
    — Ну, ты даешь, старик! Вот даешь! — и безотчетная, блаженно-глупая улыбка играла по лицу Виктора Ивановича.
    — А что? Раз в жизни, под занавес, можно испытать и такое, — старался оправдать он свое поведение. Да не хотело отпускать чувство вины, цепко держалось где-то в вязкой глубине подсознания, отдаваясь тяжестью в сердце.
    Поникший, растерянный побрел Виктор Иванович на завтрак. Подходя к столовой, вздрогнул и обмер от звенящего радостью голоса Галины:
    — Доброе утро, Виктор Иваныч! Как спалось?
    Голова дернулась в сторону.
    Галина, вскочив со скамьи, где отдыхали позавтракавшие, шла к нему порывистой, торопящейся походкой. Улыбалась стыдливо и счастливо. Свежее платье, бело-голубое, напоминавшее матроску, коротковатое, по- девчоночьи оголяло гладкие колени, очень шло ей, молодило. Вся она излучала бодрость, жизнерадостность, здоровье.
    Сердце у Виктора Ивановича в груди кувырнулось, затрепетало невесомо, как подвешенное в пустоте.
    — О-о, какая вы сегодня! Вас не узнать. Прямо девушка на выданье. Доброе утро, Галина Михална! — он крепко пожал ее мягкую ласковую ладонь, от прикосновения к которой волна тепла и нежности пробежала по всему телу. Взглянул в блестящие, глаза, смотревшие на него пытливо и озабоченно.
    — А мне ваш вид сегодня не нравится, — проговорила Галина
    упавшим голосом.
    — Вид, говоришь? Спал неважно. После того, что узнал, вернее, познал вчера, и вовсе спать не следовало, — Виктор Иванович шутливо улыбнулся.
    Галина вспыхнула,потупилась.
    — Вы завтракать? Идемте вместе. Я тоже еще не завтракала, — она крепко, уверенно взяла его под руку, и они споро, в ногу зашагали к крыльцу столовой.
    В вестибюле столкнулись носом к носу с Яковом. Он шел, обнимая за талию низкорослую толстушку с заплывшими глазками и носом-кнопочкой.
    Зло взглянул на Виктора Ивановича:
    — Кто опаздывает, тому одни объедки достаются.
    — Не надо, Яша, так переживать за других, — вступилась Галина.
    — А ты, изменница коварная, лучше помолчи, — Яков взглянул на нее, и глаза у него полезли на лоб: — Вай, вырядилась-то! Медовый месяц начался, да?
    Он зарыскал глазами по фигуре Галины, скарлыкнул зубами от восторга и зависти:
    — Ладно; Замнем для ясности. Где наша не пропадала! Верно, Аннушка?
    Повернулся к своей подружке.
    — Конечно! — жеманно надула полные губки Аннушка, имевшая лет сорок пять от роду.
    — Исключительно верное решение! — громко рассмеялась Галина.
    За столом она была не в меру подвижной, чуточку.даже суетливой. То ли от излишнего волнения, то ли от чрезмерного желания угодить Виктору Ивановичу: стерегла и предупреждала каждое его движение.
    — Вам соли? — заглядывала в солонку — Здесь мокрая! Сейчас другой принесу. — Вскакивала, кидалась к другому столику.
    — Может, горчицы? Вон свежая на том столе — и приносила свежей.
    Позавтракав, Виктор Иванович достал из кармана упаковки с лекарствами, которые рекомендовалось принимать после еды. Выдавил две таблетки, потянулся к графину, чтобы запить.
    — Подождите! Здесь одна муть осталась. И теплая, наверное. Сейчас холодненькой попрошу. — Галина схватила графин, вспорхнула со стула, постучала каблуками к окну раздатки: — Девочки! Будьте так добры! Налейте, пожалуйста свеженькой. Нетерпеливая в ожидании, когда подойдут к ней, приподнялась на носки, выгнулась, сунулась по пояс в окно раздатки, завертела там из стороны в сторону головой, высматривая поварих.
    Подол легкого платья взметнулся сзади высоко-высоко- Виктор Иванович, следивший за Галиной, увидел такую гладкость и нежность округло-крепких ног, что дух у него захватило, сердце заколотилось непозволительно бурно.
    — Забудь и думать об этом. Тебе вредно, — остерег себя.
    Но волнение не улеглось.
    Когда вышли из столовой, Галина, беря под руку, спросила:
    — Ваши планы на сегодняшний день, Виктор Иванович? И заглянула ему в лицо.
    — Какие еще планы? Никаких планов я никогда не строю. Живу, как Бог на душу положит. День прошел — и очень хорошо. Книгу и ту забыл сегодня прихватить. Так торопился на свидание с вами, — Виктор Иванович шутливо-ласково улыбнулся спутнице.
    — Тогда позвольте мне взять, над вами шефство, — Галина прижалась к его боку. — Пойдемте со мной на Волгу.
    — Купаться? — испугался Виктор Иванович.
    — Нет, конечно. Ни купаться, ни загорать вам нельзя, не положено в вашем теперешнем состоянии. Я об этом знаю. Яша успел осведомить. Мы просто посидим с вами на бережку, в тени березовой рощи. Полюбуемся рекой, пароходами. Приемлем мой план? — Галина опять заглянула ему в лицо.
    — Вполне, — кивнул он.
    Через полчаса они сидели в тени деревьев на опушке березовой рощи, откуда хорошо был виден голубой изгиб Волги.
    Точнее сидела, подстелив под себя что-то вроде детского байкового одеяльца, Галина. Виктор Иванович лежал, пристроив голову на ее бедрах.
    — Это надо! До чего я дожила. До самого счастливого момента в жизни! — восклицала Галина. — На моих коленях покоится голова любимого человека, о встрече с которым я даже мечтать давным давно перестала. Лишь изредка вспоминала, когда хорошую книгу читала или кинофильмы по телевизору смотрела про настоящую любовь. Ну. может во сне еще когда видела. И на тебе! Все сбылось! Мечты — сны мои превратились в явь. И как могло такое случиться — сама не понимаю. Видно, в рубашке родилась, как говорят в таких случаях.
    Она закатывалась счастливым смехом, склоняла лицо, лучившееся радостью, к лицу Виктора Ивановича. Ее глаза сужались, а зрачки в них, черные и блестящие, расширялись, как под увеличительным стеклом и впивались в глаза Виктора.
    — Будучи не в силах долго выдержать их яркого, нестерпимого блеска, он прикрывал веки, слабо, виновато улыбался.
    — Эх, Виктор Иваныч, Виктор Иваныч! — вздыхала горестно Галина. — И почему вы тогда не обратили должного внимания на студенточку, танцевавшую с вами на выпускном вечере? Из нас с вами такая бы прекрасная пара могла получиться; Всем на загляденье. А главное, счастливая! Я бы вас так обихаживала! Каждую бы пылинку с вас сдувала! Во всем бы сумела потрафить. Во всяком случае так мне представляется...
    — Ну, зачем теперь об этом говорить? Только себя расстраивать, мучить понапрасну. И то хорошо, что все-таки встретились, — утешает Виктор Иванович Галину. Сейчас ему думается, она во всем права, с ней он был бы по-настоящему счастлив. Он открывает глаза, сталкивается с радостным взглядом Галины, обнимает ее за шею, притягивает вниз голову и сам приподнимается навстречу, чтобы припасть к ее губам.
    — Будет вам. Чай, не молоденькие! — шепчет она, оторвавшись, и оглядывается по сторонам, нет ли кого поблизости.
    Никого нет. Все отдыхающие далеко внизу, у воды, на песчаном пляже.
    Галина успокаивается, выдергивает длинную травинку с метелкой, закусывает зубами бледно-желтый на конце стебелек и водит метелкой по лицу Виктора Ивановича. Щекочет.
    Он отворачивается, крутит головой, ерзает затылком по ее бедрам. Ему хочется припасть к ним лицом. Он долго борется с этим нестерпимым желанием. Потом поворачивается на бок и, будто хороня лицо от прикосновения надоедливой метелки, утыкает запылавшее лицо в уютное углубление между бедрами женщины.
    Чувствует на затылке ласкающие пальцы Галины, слышит шелестящий голос:
    — Ну, потерпи до вечера, миленький мой! Дорогой!
    Вечером, после ужина, они медленно прогуливались по аллеям парка. Тесно прижимались друг к другу, болтали о пустяках, таких приятных и милых для обоих. Оглянувшись назад и никого там не увидев, целовались — с каждым разом все продолжительней, нетерпеливей.
    — Да ну-ка вас! Так и согрешить недолго! — отрываясь от его губ, задышливо шептала Галина и заливалась тихим дробным смешком.
    С танцплощадки донеслись звуки оркестра.
    Галина прислушалась.
    — Постойте! Да это ведь вальс! Причем знакомый! — Она повернула к Виктору Ивановичу лицо с изумленно-вскинутыми бровями. — Помните? Мы под него танцевали с вами тогда на выпускном! Может, повторим? Тряхнем стариной? Чего нам стоит? Ну, пожалуйста. Я вас очень прошу. Сделайте мне приятное. Станцуйте со мной, как в молодости. Ну, хоть несколько шагов всего. Ну, пошли! Пошли! Пусть все посмотрят, какая красивая пара мы с вами.
    Галина вцепилась в руку Виктора Ивановича и потянула его к танцплощадке.
    Ему не хотелось туда — в шум, толкотню, под чужие взгляды, и сердце побаливало, но он уступил неистовому напору чуточку взбалмошной от счастья женщины.
    С первых шагов-па под музыку полузабытого вальса Виктор Иванович приободрился, почувствовал в теле необычную легкость, в душе задор. Он как бы помолодел на много-много лет. Вернулся в буйную и счастливую пору расцвета, когда все было нипочем. Забыв всякую осторожность, подхватив даму под выгнувшуюся спину, он залетал с ней по площадке. Четко, размашисто выделывал крупными ногами нужные движения. И Галина не удавала ему: была невесома, проворна, не танцевала — порхала. А может, просто это казалось ему, забывшему на мгновение о возрасте и здоровье. Но одно он точно подметил: все присутствовавшие на танцплощадке смотрят на них с восхищением и завистью...
    И вдруг острая боль ударила в левую лопатку. Ноги перестали слушаться, одеревенели. Не стало хватать воздуха. В глазах потемнело. Виктор Иванович отделился от настила и невесомо полетел вверх, туда, к верхушкам деревьев, обступавших танцплощадку. В последний момент он видел только их, освещенные лучами западавшего солнца.
    Не помогла и реанимация.

——

    На другой день Галина уезжала из санатория. Увидев ее, идущую к автобусной остановке, Яков подбежал, ухватился за ручку чемодана:
    — Помочь? А может, лучше в обратном направлении отнести? Сколько еще впереди санаторных дней! Успеешь, найдешь себе другого. Только помоложе следует выбирать — он засмеялся гадливо, подленько, грязно намекающе.
    — Пусти, подонок! Мразь ты! Больше никто! — закричала Галина и рванула из рук Якова чемодан. Давясь рыданиями, побежала к воротам санатория.