АЛЬПРАХТЫНА

рассказ


    

1


    Первая чукотская весна обрушила на Игоря Алабина много неизведанного. Бессонный, ошалелый от нескончаемого дня, бродил он по сухой галечной косе, любуясь серо-голубым сиянием льда на скованном заливе, взбирался на сопку и караулил мгновение, когда солнце коснется горизонта и легко, словно воздушный шар, поплывет от коричневой тундры к синему небу.
    И не один Игорь — вся молодежь поселка сна лишилась. Час ночи, а на волейбольной площадке возле клуба гудит от ударов тугой мяч, мечется над сеткой. А пробьет блок ловкая рука — и взорвется воздух ликующими криками. Редкий житель не вздрогнет во сне, не перевернется на другой бок, неразборчиво ругнувшись.
    А в домах, обступивших площадку, отмахнутся в окнах шторы и задребезжат стекла под ударами гневных кулаков. Болельщики затихнут, но ненадолго... И все повторится. Игорь в волейбол не играл, смотреть подолгу, как играют другие, не мог и уходил из поселка

2

    Направляясь однажды на сопку Верблюжку, прозванную так за двухолмную вершину, Игорь приметил впереди себя девушек-чукчанок. Догнал и пошел рядом с той, которая была выше и стройнее.
    — Гуляем? — спросил, слегка робея.
    — Гуля-а-ем! — пропела девушка и, повернув голову, посмотрела на Игоря. В ее сплошь черных, ночных глазах промелькнуло смятение и радость.
    — Ой, Маша! Тебе повезло! — воскликнула вторая девушка и, оставив подругу с Игорем, рванулась вперед.
    — Укутлю, ты куда? — паническим, перехваченным голосом окликнула ее Маша и едва не бросилась догонять. Игорь придержал ее за локоть:
    — Пожалуйста, не убегайте от меня. Прошу вас. Мне скучно!
    —Да-а? Неужели? Вот бы не подумала, — девушка посмотрела на него с недоверчивым удивлением.
    — Почему? — рассеянно спросил Игорь, следя за улепетывающей от них Укутлю.
    Маленькая, кругленькая, она словно катилась, быстро переступая короткими ножками в белых туфлях-лодочках. Каблуки у них были стоптаны начисто, и лодочки при каждом шаге давали крен — ложились на землю всеми бортами.
    — А может, она вам больше понравилась? — напрягся голос Маши.
    — Ни в коем случае, — потряс головой Игорь и с любопытством взглянул на спутницу. Кожа на ее пухлых скулах натянулась и подрумянилась. Удлиненные глаза прикрылись черными ресницами.
    — А зачем со мной гулять хочешь? — спросила она, не поднимая их.
    — Ну, как зачем, — заулыбался Игорь. — Хочу познакомиться. И тэпе и тэдэ. Продолжение следует.
    — Обманываешь, наверно? — девушка скользнула по его лицу неуверенными глазами. Игорю стало жаль ее.
    — Честно. Могу поклясться. Любовь с первого взгляда! — выпалил он и хотел обнять девушку.
    Маша в испуге отшатнулась. Выкрикнула резко, с надрывом:
    — Не ври! Все вы так говорите! Сначала!
    Игорь смешался, заглянул ей в лицо. Оно побледнело, глаза сверкали дьявольски свирепо.
    — Простите, Машенька, — Игорь приложил руку к груди, — Я не ожидал, что вы такая.
    Он хотел сказать: дикарка, но вовремя спохватился и выпалил.
    — Гордячка!
    — Ага! Гордая! — согласно закивала девушка. — Очень. Надо быть гордой!
    Она словно убеждала самое себя и, закусив нижнюю полную губу, косила на Игоря быстро теплевшими глазами. Несколько шагов они прошли в неловком молчании.
    — Вы учитесь или работаете? — поинтересовался Игорь, чувствуя себя виноватым перед девушкой.
    Оказалось, Маша Альпрахтына — студентка второго курса педучилища народов Крайнего Севера, расположенного в центре поселка.
    — Трудно учиться? — спросил Игорь, проникаясь уважением к девушке.
    — Ага, трудно,—серьезно кивнула Маша и бросила на спутника взгляд, полный достоинства.
    — И все-таки мы погуляем немножко, да? — ласково заглянул Игорь в лицо девушке.
    — А что мы делаем? — рассмеялась она и взяла его руку, крепко пожала. — Только болтать не надо. Про любовь с первого взгляда и все такое. Ты и так красивый.
    — Скажешь тоже! — покраснел Игорь и почувствовал себя счастливым.
    На выходе из поселка желтели свежими бревнами срубы строящихся домиков рыбколхоза. Напротив, через дорогу, голубели вагончики нефтеразведки. В крайнем жил Игорь.
    — А я знаю, где твой ярак, дом, — сказала Маша и мечтательно улыбнулась.
    — Откуда? — подивился Игорь.
    — А вот не скажу... Знаю, и все, — скуластенькие щеки девушки густо завишневели. Она коротко взглянула на спутника, и Игорь задохнулся от этого упорного, какого-то яростного, огненного взгляда.
    — А вот и не знаешь. Только так говоришь. На пушку берешь, — подзадоривал он девушку.
    — Да вот та, самая крайняя. Ты около нее кукуль выбивал. Я видела. И тебя я давно знаю. Всю зиму в летчиковой шапке ходил, — выпалила Маша, не взглянув на Игоря. Он поднес к губам руку девушки и поцеловал.
    — О-о-о! — пропела она и посмотрела на Игоря благодарными глазами. — Неужели верно?
    — Что? — спросил Игорь.
    — Влю-бил-ся? — медленно, завороженно прошептала Маша, не спуская с его лица чутких настороженных и уже счастливых глаз.
    — Еще как, — прошептал Игорь и хотел снова поцеловать девушке руку.
    — Не здесь, — застыдилась она и кинулась к вершине сопки, с силой и страстью увлекая за собой Игоря.
    Держась за руки, они взлетели на один из горбов Верблюжки и, тесно прижавшись друг к другу, тшетно усмиряя свистящее дыхание, сошли в уютную седловинку между горбами, устланную изумрудным, пуховой мягкости мхом, с блюдечком крохотного голубого озерка посередине. Не сговариваясь, опустились друг перед другом на колени и обнялись, слились губами.
    Негромкие кхеканье послышалось на горбу сопки. Игорь вздрогнул и оглянулся: над ними стояла Укутлю и безглазо улыбалась во все широкое, плоское лицо.
    — Однако, тут нельзя. В тундре преподаватели гуляют. Близко,— пропела она и, став озабоченной, запереваливалась на коротких ногах в сторону поселка.
    Игорь и Маша поднялись с колен.
    — Прости, меня, ненормальную. Я давно тебя полюбила, — тихо проговорила девушка, стоя с низко опущенной головой.
    — Ну и хорошо! Я тебя тоже. Только сегодня, сейчас, — улыбнулся Игорь и погладил Машу по волосам. Она подняла голову. Глаза ее увлажнились и заблестели, словно их черная смола растопилась и отмякла.
    — Пошли?
    — Пошли!
    Они взялись за руки и поднялись на горб Верблюжки. По дороге к поселку ковыляла непоседливая Укутлю. Часто оглядываясь, показывала Маше, что кавалер у нее замечательный, на «большой палец».
    — Потешная у тебя подруга, — покачал головой Игорь.
    — Ага! Зато верная. Самый верный друг мне!— с гордостью произнесла Маша.
    — Тоже студентка? — поинтересовался Игорь.
    — Нет. Работает в столовой, — уже без гордости поведала девушка.
    Он проводил ее до общежития, где у дверей, как на часах, стояла верная Укутлю, и взбудораженный, осчастливленный пошагал в свой вагончик. Лежал на койке одетый — скоро нужно было вставать на смену — и не мог заснуть от большого волнения. Вспоминалось, как шутили родные и друзья дома, когда собирался ехать сюда на Чукотку:
    — Смотри, Гоха! В какую-нибудь чукчаночку или эскимосочку не влюбись там. Они красивые на картинках.
    И это случилось. И он был рад.

3

    У Игоря началась новая жизнь — хлопотливая, тревожная и радостная. Отбыв смену на буровой, он мчался на гусеничном вездеходе в поселок. Мылся, чистился и бежал на Верблюжку. Маша сдавала экзамены и забиралась на сопку готовиться. Завидев Игоря, вскакивала и спешила навстречу.
    Он протягивал девушке руки. Маша повисала на них и роняла тетради с конспектами. Оба опускались на колени подбирать и целовались, скрытые высокой травой от любопытных глаз студенток. Потом брели на вторую бухточку. Так назывался уединенный заливчик по другую от поселка сторону Верблюжки. Склон сопки круто обрывался над морем, и было жутко смотреть вниз, где резвые волны, совсем недавно взломавшие и расшвырявшие по берегам лед, с шумом накатывались на черные клыкастые камни.
    Вдоволь нацеловавшись, сообща принимались за науку. Маша рассказывала, Игорь следил по записям. Идиллия длилась недолго. Стоило девушке запнуться, а ему подсказать, и губы Маши вытягивались трубочкой, глаза превращались в щелочки.
    — Не буду больше учиться. В тундру уеду. К олешкам! — в горькой обиде выкрикивала она.
    — Ты что? Сдурела! Так хорошо рассказывала, — пугался Игорь.
    — Конечно. Я знаю. Тебе лучше ученая! — передергивало девушку.
    — Точно. А как же? — хохотал Игорь и валился на траву, обнимал Машу, целовал ее холодные руки.
    И она быстро сдавалась на его ласки. Веселела, забывала свои обиды. И они снова брались за конспекты. Это походило на детскую игру — шаловливую и увлекательную. Но все чаще Маша прерывала рассказ без всякого повода и глубоко задумывалась. И не об экзаменах, догадывался Игорь.
    Не мигая, смотрела на залив, по которому сиротливо плыли с верховий рек одинокие бело-голубые льдины, и чему-то потаенно улыбалась. Игорю казалось. Маша уходит от него далеко-далеко. В свое прошлое, а может, и будущее. Уходит без него. И от этого на душе становилось тоскливо и пусто. Игорь начинал тормошить ее, возвращал в настоящее. Однажды, очнувшись от дум. Маша впилась сузившимися глазами в лицо Игоря, спросила, растягивая слова:
    — Ска-жи. Ты лю-ю-бишь ме-еня?
    — Очень, — признался Игорь.
    — Тогда не зови так, Машей. Альпрахтыной зови. Как меня мама дома зовет, — мягко улыбаясь и розовея лицом, попросила она.
    — Вот оно что. Пожалуйста. С превеликим удовольствием. Мне тоже больше нравится Альпрахтына, — обрадовался Игорь и полюбопытствовал: — А как ты Машей стала?
    — Когда нас маленьких привозят в школу, в интернат, русское имя записывают, а наше, тундровое, фамилией делают. И тоже записывают. Валюмеркен? Понимаешь?
    — И-и-и! Конечно, — с наслаждением протянул Игорь чукотское слово из тех немногих, которым успела обучить его Маша — Альпрахтына. — Все. Теперь ты для меня только Альпрахтына! Альпрахтыночка-милочка.
    Игорь тихо засмеялся и обнял девушку, стал целовать ее вкусные мягкие губы. Альпрахтына холодно отстранилась, словила глазами его глаза.
    — Ты меня потом разлюбишь, когда уезжать от нас станешь да?
    У Игоря напряглось и окаменело лицо.
    — Что ты, Маша. То есть Альпрахтыночка моя! — горячо заговорил он. — Мне еще два года здесь загорать. Договор у меня на три. Как раз ты училище закончишь. Двинем вместе на материк Ко мне на Рязанщину поедем. Можно в отпуск, а можно и насовсем. Домик там в деревне купим. Чай, за три года заработаю кое-что. Не пустым возвращусь. — Игорь сам не верил своим словам, побоялся, что и Маша поймет это, и бросился целовать ее.
    Альпрахтыпа ответила такими бурными, неистовыми ласками, что через несколько минут Игорь лежал распростертый на траве в полном изнеможении, смотрел на приводившую себя в порядок девушку сквозь счастливые слезы и совестливо думал, что любить его так безоглядно и откровенно навряд ли кто еще сможет. Поймав его взгляд, Альпрахтына улыбнулась ему нежно и преданно, погрозила пальцем:
    — Смотри, не обманывай, а то с этой скалы вниз брошусь. На камни. — Маша приподнялась на коленях, вытянула смуглую шею и нависла над обрывом.
    — Ты что! Чокнулась? — Игорь рывком сел и схватил ее руку. — Об этом и думать забудь! Слышишь?
    Глаза Альпрахтыны вспыхнули радостью.
    — А что? — пропела она, кокетливо поводя плечами. — Это место у нас скалой Любви зовется. Здесь одна чукчанка уже бросилась. Насмерть разбилась. Ее один морячок разлюбил. Давно, правда. Но это и повториться может. Если сильно полюбишь. — Альпрахтына нагнулась, пошарила рукой в траве и сорвала маленький алый, как капля крови, северный цветок. Поднесла его к глазам Игоря. — Говорят, после того случая здесь эти цветы стали расти. «Разбитое сердце» зовутся. И похожи, правда?
    Игорь пригляделся к цветку. На слабой изогнутой ножке, сплющенный, он точно имел форму плоского раздвоенного сердечка. Игорь потянулся к нему носом.
    — А он не пахнет, — конфузливо хихикнула девушка.
    — Забыл, — вскинулся Игорь. — У вас здесь, на Севере, цветы без запаха, девушки без любви, сто рублей...
    — Ах, так? Да? Без любви? — Альпрахтына, выронив цветок, кинулась к Игорю, вцепилась сильными пальцами ему в горло, опрокинула на спину и впилась в рот горячими, страстными губами.

4

    Черный день подкрался неожиданно. Игоря вызвал к себе начальник нефтеразведывательной партии Аскаров. Чисто выбритый, в белой рубашке, с черно-красным галстуком, он сидел в кабинете за столом, скрестив на перекладине ноги в хромовых сапогах, и смотрел на вошедшего бурильщика усмешливыми глазами.
    — Ну, что, Алабин, и тебя весна раскачала? За молоденькими девочками стал охотиться? Так, что ли?
    — Это вы о чем, Михаил Асанович? — затосковал Игорь.
    — О твоих любовных похождениях, дорогой! — напряг голос Аскаров. — Из педучилища звонили. Студенточку их с пути истинного сбиваешь. На кривую дорожку толкаешь. Ночи с ней в тундре проводишь. Я тоже видел. Обзор из моих окон хороший. А ей экзамены сдавать нужно. Вчера, говорят, провалила один.
    Игорь почувствовал, как кровь приливает к лицу, накаляет щеки и уши.
    — Я понимаю тебя, Алабин. Лично. По-мужски, так сказать. Молодой, кровь горячая. Играет. Выхода просит. Вон как в лицо кинулась. — Начальник окончательно смутил Игоря и заговорил с досадой в стихшем голосе: — Только на кой черт ты на рожон выставляешься? Людям глаза мозолишь. Втихую, с оглядкой надо действовать, дорогой.
    — Может, я люблю ее! — вырвалось у Игоря.
    — Да? — черные брови начальника вскинулись вверх. — Может. Только ненадолго. Поиграешь и бросишь. Видал я здесь таких. И немало. Десятый год на Севере. Насмотрелся всякого. Спорить не стану: девушка красивая. Но ведь на материк, домой, к матери не повезешь такой подарочек? Здесь тоже не останешься. Вот и конец твоей любви. А девушке учиться надо. Жизнь свою устраивать. Понял?
    Игорь не ответил. Стоял посреди кабинета с низко опущенной головой и крутил в руках кепку, пристально ее рассматривал, слов но впервые видел.
    — Иди, Алабин, и заруби на носу: еще звонок будет или я сам тебя засеку с этой Машей Альпрашей — сразу полетишь на девятую буровую. За полтыщи верст отсюда. Как морально неустойчивый. Потом сам мне спасибо скажешь.
    На тяжелых ногах приволокся Игорь к себе в вагончик и рухнул на койку. Замычал, закусил угол подушки. Лететь на девятую буровую в голую тундру, не хотелось. Порвать с Альпрахтыной было выше сил. Оставалось одно: уйти в подполье.
    Вернулся из столовой сосед по вагончику Паша Козлов, буровой мастер. Человек, твердо решивший все три года на Севере отдать одной работе.
    — Ну, с чем на ковер вызывали? — вяло полюбопытствовал, опустился напротив Игоря на свою койку и нога о ногу стащил сапоги. Улегся, ждал ответа. И не дождался. — А я и сам знаю зачем. Из-за чукчанки. И правильно начальник делает. Зря ты все это затеял. Нешто повезешь с собой? Говорят, чукчи к теплу непривычные. Чахнут на материке. Да так тоже, в лес дрова не возят.
    Паша замолчал. Через минуту-две выдал:
    — Побаловаться, оно можно, конечно. Начальник сам не прочь. Я знаю.
    И опять замолчал. Надолго. Даже всхрапнул. А потом спросил:
    — Тут возле вагончиков две девушки ошиваются. Одна красивенькая. Не твоя случаем?
    Игоря подбросило с койки.
    — Дура большая! Олух царя небесного! — крикнул он мастеру и выломился из вагончика.
    На горбу Верблюжки маячили две женские фигурки. Та, что была поменьше, вскинула руку, заманила ладошкой Игоря.
    — Укутлю, — улыбнулся Игорь и зашагал на сопку. Но скоро повернул назад: наперерез по тундре двигался Аскаров, прогуливая собаку — крупную серо-белую лайку.

5


    Рабочий день тянулся маятно, тоскливо. Все валилось из рук Игоря. Не закрепил как следует болты, когда наращивал бур, и его едва не сорвало, не захоронило в скважине. Паша Козлов отвел Игоря от гневных напарников, посоветовал:
    — Полежи лучше. Отдохни. Покури вот.
    И сунул в руки мятую, в темных пятнах машинного масла пачку «Беломора». Игорь побрел в тундру, жахнулся на торфяную зыбь, зарыл лицо в мягкий холодный мох. А он вдруг запах волосами Маши. Тоска по девушке еще мертвей вцепилась в сердце. Он первым кинулся к подкатившему за рабочими вездеходу. Первым спрыгнул с него в поселке у чайной и побежал к себе в вагончик переодеваться. Весь вечер метался Игорь сначала по Верблюжке и второй бухточке, потом спустился в поселок. Несколько раз прошелся под окнами студенческого общежития, и все напрасно: Альпрахтына не показывалась. Игорь остановил спешившую в общежитие незнакомую студентку и попросил вызвать Машу. Студентка понимающе улыбнулась и с радостью кинулась выполнять его поручение. Однако вскоре вышла с постным лицом, унылым голосом поведала: Маша к родным ночевать ушла, к ней отец приехал.
    Где живут родные Альпрахтыны, студентка не знала. Игорь повернул от общежития. Пока шагал до вагончика, надумал, что делать завтра. И, довольный собой, проспал ночь спокойно и беспробудно. Поднялся рано, легким и свежим, будто не страдал целый день. Вспомнил, с какой мыслью засыпал, и радость торкнулась в груди. И стал торопиться. Решил сразу идти к начальнику и отпроситься на день от работы для улаживания личных дел. Заодно подать Аскарову заявление о предоставлении жилплощади ввиду женитьбы. Игорь вообразил, какое лицо станет у Аскарова, когда он прочтет это заявление, и засмеялся.
    — Ты что, уже совсем? — испуганно выглянул из-под одеяла Паша.
    — Спи. Может, во сне влюбишься — поймешь меня. — Игорь натянул на голову соседа одеяло и весело стрельнул дверцей. Он шагал к дому начальника по склону сопки. Жадно оглядывал бескрайнюю, распахивающуюся до горизонта тундру с ее озерами и болотами, ласково сверкавшими на солнце, с грядами сопок, с извивающимися речками и протоками.
    Огромный незаселенный мир был перед глазами Игоря, и он теперь твердо знал, что всю жизнь будет осваивать его, искать и находить в его недрах богатства для людей. И для себя тоже. Но главное свое богатство он уже нашел.
    Игорь оглядывался на ближний к поселку вагончик. Он временно пустовал. Молодая семья, жившая в нем, недавно улетела на материк, и, возможно, его отдадут им с Альпрахтыной. Оттуда она станет бегать в училище, помахивая ему портфелем.
    Дом начальника партии стоял у Первой бухточки, очень похожей на вторую: такой же обрывистый спуск к лиману и прекрасный вид на близкое море. Любил красоту Аскаров. А еще любил быструю езду... Внизу у серой ленты отлива дремал зеленый новенький «газик» начальника. На нем Аскаров отчаянно гонял по берегу в часы отлива. Других дорог для таких машин в тундре пока не было. Аскаров жил один — семью давно отправил на материк, и поэтому Игорь, не боясь обеспокоить его, поднялся на высокое крыльцо особняка, толкнул дверь, и она, незапертая, подалась. Игорь зашел без стука и замер: у обитой клеенкой двери в комнаты лежала на оленьих шкурах собака — аскаровская лайка Белка. При виде чужого она зарычала, обнажив острые клыки, шерсть на ее загривке вздыбилась. Игорь ждал, когда собака залает, но она не лаяла, только рычала, и то сдержанно. Он увидел рядом еще одну неплотно притворенную дверь — она вела на веранду, отделенную от прихожей дощатой переборкой.
    Оттуда можно постучать в стену Аскарову, сообразил Игорь и задом, не сводя настороженных глаз с собаки впятился в веранду. Прикрыл за собой дверь и шагнул к бревенчатой стене. Взгляд невольно метнулся в сторону, где на раскинутой перед тахтой медвежьей шкуре стояли белые туфли без каблуков.
    Игорь узнал лодочки Укутлю и перевел-глаза на тахту: там кто-то спал, укрывшись с головой одеялом. Он шагнул к тахте и отбросил одеяло. Плоское лицо Укутлю расплылось в сладкой улыбке:
    — Какомэй! Еттык! — поздоровалась она и села на тахте, блестя полными смуглыми плечами. — Вот как надо делать. Чтоб никто не видел. Я говорила Маше.
    — Где она? Здесь? — Игорь кивнул на бревенчатую стену.
    — Нет ее здесь. Она не такая, как я. Гордая. Не захотела с ним,— сказала Укутлю, продолжая улыбаться.
    — Врешь? — не поверил Игорь.
    — Нет, — испуганно замотала головой Укутлю.
    — Все равно. Я ему покажу сейчас морально неустойчивого Разнесу, как бог черепаху! — исступленный, с перекошенным яростью лицом крутанулся от тахты.
    — Не нада, — проворная Укутлю впилась острыми пальцами в плечо Игоря. — Ищи Машу. Она учиться бросает. За ней отец приехал. На вельботе. Сейчас увезет в тундру.
    Где стоит вельбот? — повернулся Игорь к девушке.
    — У чайной, — выпустила его плечо Укутлю.
    Игорь выскочил из веранды. Собака едва не вцепилась ему в икру. Он успел отпихнуть ее каблуком и захлопнуть за собой дверь. Сбежал с крыльца и приостановился, соображая, где короче путь до чайной: верхом по склону сопки, или низом, по полосе отлива. Глаз зацепил аскаровский «газик», и Игорь устремился вниз, к машине.
    Прямиком, минуя тропу, заскакал с выступа на выступ, осыпая камни. Они гнались за ним, наполняя расщелину грохотом. Самые быстрые настигали Игоря и больно били по ногам. Он не обращал внимания, боялся только упасть и безоглядно летел вниз.
    Ключ торчал в зажигании. С рискованной скоростью погнал Игорь «газик» по песчаной ленте отлива. На поворотах машину заносило в тихую волну, вода шипела и фыркала в колесах и под радиатором. В узких местах Игорь прижимался к берегу. Галька под колесами скрежетала и разбрызгивалась в стороны. Берег наполнился криком испуганных чаек. Из палаток и торфяных избушек выглядывали обеспокоенные рыбаки, ждущие путины. Их пробные сетки в отлив здорово обсохли, покоились на песке, и машина иногда подпрыгивала, наскочив колесом на деревянный поплавок.
    Напротив чайной покачивался на волнах вельбот, удаляясь от берега. В нем дергали шнур пускача, спеша завести мотор. Над бортом мелькнула голубая косынка Альпрахтыны, и сердце Игоря обмякло, тело чуть расслабилось. Он остановил машину и выскочил. Кинулся к воде, размахивая руками и крича:
    — Э-э-э-э-й! На вельботе! Назад! Карем! Нет! Альпрахты-ыына!
    Ему показалось, его не слышат. Игорь заметался по берегу. И наткнулся на чью-то легкую, из нерпичьей шкуры, лодку. Стащил в воду, сел в весла и сильными гребками погнал к вельботу. Ему хотелось увидеть лицо Альпрахтыны, но она сидела отвернувшись. Но вот ее плечи дрогнули, распрямились, голова приподнялась и стала медленно-медленно поворачиваться к Игорю. Он словил краешек черного блестящего глаза, угол сломавшихся губ и почувствовал вдруг, что весла отяжелели. Изо всех сил гребнул напоследок и рванулся к девушке с протянутыми руками. Альпрахтына поймала их, судорожно стиснула, и Игорь увидел близко-близко у своего лица громадные, широко распахнутые счастьем девичьи глаза, услышал ее тихий, ласкающий смех.
    Лодка под ним заколыхалась, но проворные руки мужчин-чукчей ухватили ее и подвели борт о борт к вельботу Игорь поднял на руки Альпрахтыну и перенес к себе. Посмотрел на оставшихся в вельботе мужчин. Оба, довольные, радостно улыбались.
    Пожилой чукча с погасшей трубкой во рту, что сидел в веслах, сказал другому, у мотора, с глазами Альпрахтыны:
    — Бригадир! У тебя кар-роший внук будет! Рушшкий! Крепкий!
    — А как же! Обязательно! — гордо выпрямился Игорь и поцеловал Альпрахтыну в губы...
    
    

Хостинг от uCoz